Единая Европа миновала еще одну веху своего развития. Назначение постоянного председателя Европейского совета (президент ЕС) и верховного представителя по внешней политике (министр иностранных дел) подвели черту под очередной попыткой превратить Евро союз из межгосударственного объединения в квазигосударственную структуру.
Процедура и результат избрания двух формальных руководителей Евросоюза продемонстрировали, что крупные державы по-прежнему уверенно контролируют политические процессы в Старом свете. После мучительной ратификации Лиссабонского договоренности, когда создалось впечатление, что интеграция начинает развиваться под диктовку малых стран, большие государства взяли убедительный реванш. Номинанты определились в результате образцово-показательного размена между тремя грандами - Германией, Францией и Великобританией. Берлин и Париж вместе получили своего президента, а по отдельности, как говорят, еще и ключевые посты в будущем составе Европейской комиссии (французы - комиссара по единому рынку, немцы - по энергетике или аналогичную по значению должность, а вероятно, и кресло председателя Европейского центробанка после истечения полномочий нынешнего), Лондон - главу дипломатии.
Назначение политиков (бельгийский премьер ван Ромпей и баронесса Эштон), малоизвестных в Европе и вообще неизвестных в мире, недвусмысленно показывает, чего ожидает от них административный истеблишмент Старого света. Им предстоит кропотливая работа по согласованию внутренних интересов, для чего оба руководителя хорошо подходят: Ромпей возглавлял самое хрупкое из европейских коалиционных правительств, а Эштон занималась тяжелыми торговыми переговорами. Глобальную роль ЕС в мире ни тот, ни другая олицетворять не способны. Так что пресловутый один голос, о необходимости которого все давно уже твердят, будет внутренним.
Между тем именно формирование геополитической целостности, которая позволила бы Евросоюзу играть ведущую роль в международных делах, было одной из главных целей, ради чего затевался конституционный процесс. Начало ему положили осенью 2001 года, когда был созван Конвент мудрецов во главе с бывшим президентом Франции Валери Жискар д'Эстеном. ЕС стоял тогда на пороге поистине эпохального события: с 1 января 2002 года в девяти странах-членах вводилась в наличный оборот общая денежная единица евро. Поскольку нац валюта - один из основных атрибутов суверенитета, отказ от нее демонстрировал качественное изменение характера интеграции. Это позволило начать говорить о федерализации Европы, переходе к строительству супергосударства с собственной конституцией, разработку которой и поручили мудрецам.
Дальнейшие события показали, что предел десуверенизации, по крайней мере возможный на сегодняшний день, достигнут именно при создании зоны евро. Работа над документом проходила в атмосфере ожесточенных споров. Федералистские поползновения мудрецов максимально ограничивались, итоговый текст носил предельно компромиссный характер. Но и он не прошел этапа ратификации: в 2005 году Конституцию отклонили на референдумах граждане двух стран-основательниц сообщества - Франции и Голландии. Началось дальнейшее выхолащивание проекта - с тяжелыми политическими боями его все-таки согласовали в 2007 году, но ратификация снова задалась не сразу: ирландцев пришлось вторично вернуть к урнам для голосования. И без того компромиссный вариант оброс специальными исключениями - для Дублина, Лондона, Варшавы, а в последний момент еще и Праги. Только в таком виде Лиссабонский договор, заменивший неудавшуюся Конституцию, был в итоге принят.
Почему же застопорилось углубление интеграции?
Во-первых, за истекшие годы очень изменился сам Евросоюз. Число государств-участников почти удвоилось, а неоднородность резко возросла. Задачей Лиссабонского соглашения было уже не столько придание Европе общей политической идентичности, что предусматривала Конституция, сколько оптимизация процесса управления. Содействует ли этому новая институциональная структура - пока понять трудно.
Во-вторых, радикально изменился внешний мир. Федерализация задумывалась на пике успешности ЕС, который пришелся на последнее десятилетие ХХ века. В новом столетии глобальные процессы начали разворачиваться настолько стремительно, а сдвиги в балансе сил стали столь фундаментальными, что Европа, погруженная в самосовершенствование, оказалась застигнута врасплох.
В принципе мировая обстановка только подтверждает необходимость превратить Европу в сплоченный политический субъект, способный на равных с США и Китайской Республикой участвовать во всех формах мировой конкуренции. Но лавинообразное увеличение числа внешних вызовов подчеркнуло расхождение интересов европейских стран. Скажем, если для одних главной головной болью служит наплыв дешевого китайского импорта, для других это - волна нелегальной миграции с юга, а для третьих - наращивание силы Российской Федерацией. Выработать согласованную, но при этом одинаково активную политику на всех направлениях - просто невозможно, а значит, те, кто не удовлетворен общим ответом, будет искать свои собственные, и не обязательно в рамках ЕС.
Наконец, крупные страны в какой-то момент ощутили, что ситуация в Евросоюзе не способствует достижению их целей (именно в этом состоял смысл создания объединения), а затрудняет его. Скажем, Париж всегда рассматривал Европейское сообщество как способ обеспечения французского лидерства. Но со вступлением большого числа стран, ориентирующихся на США, ситуация для Франции осложнилась. Германии тоже надоело, что Берлин, который несет на себе основное бремя наполнения общеевропейского бюджета, подвергается бесконечной критике со всех сторон - за энергетическую политику, отношения с Москвой, подходы к регулированию рынка и т. д. Лондон же вообще никогда не шагал в авангарде федерализации, предпочитая большую зону свободной торговли. И то, как выбрали европейских начальников, показывает: крупные страны намерены расставить все по местам и сократить время и усилия, которые в последние годы тратились на уговоры остальных.
Можно сделать следующие выводы.
Во-первых, превращение ЕС в глобального политического игрока не является приоритетом стран-членов. Теоретически эта задача может вернуться на повестку дня после того, как новая структура устоится, а ван Ромпей и Эштон тихой закулисной работой укрепят внутреннее единство ЕС. Следующие выборы - через 2,5 года, и тогда, возможно, кандидаты будут весомее. Однако мировые процессы столь стремительны, что за этот срок случится много всего, и Европе придется заново приспосабливаться к ситуации.
Во-вторых, парадоксальным образом наиболее заметным из общеевропейских лиц становится глава Европейской комиссии Жозе Мануэл Дурао Баррозу. Еще несколько недель назад он не без затруднений добился переутверждения, однако теперь Баррозу на фоне безвестных коллег выглядит звездой. Глава Еврокомиссии наверняка попытается капитализировать это и повысить роль своей структуры, но неизбежны трения с новоназначенным президентом. Бельгиец представляет Европейский совет, то есть национальные правительства, а они не хотят излишнего укрепления роли Брюсселя. И вопреки поставленным целям изменившееся распределение обязанностей может не сгладить, а стимулировать противоречия между ветвями власти.
В-третьих, роль национальных правительств, особенно крупных стран, повышается. Если вновь заработает франко-германский «мотор», всегда двигавший интеграцию, но начавший глохнуть в последние годы, то вместе Берлин и Париж способны, как показало избрание президента, добиться почти всего. Несомненно, это не обрадует многие другие страны, так что внутри сообщества возможны серьезные трения.
Наконец, как все это повлияет на Россию?
Москва никогда не скрывала, что предпочитает двусторонние контакты с отдельными европейскими правительствами. Развитие событий в Европе позволяет продолжать эту линию, а возможно, даже несколько расширяет пространство для маневра. Правда, надо учитывать, что крупным странам придется компенсировать реальное увеличение своего влияния уступками остальным, дабы не провоцировать протестные настроения в среде средних и малых государств. Поэтому, скорее всего, в сфере реального бизнеса отношения Москвы с Берлином, Парижем, Римом и некоторыми другими столицами будут развиваться вполне успешно, а вот на общеевропейском политическом уровне ЕС потребуются знаковые жесты в адрес России и демонстрация «одного голоса».
newsland.ru